А поэт остается, если это поэт…
Днепропетровец Михаил Селезнёв. Имя известное и более, чем уважаемое. Поэт. Фронтовик. Мирный созидатель. Замечательный отец. Такой же любящий дед. Еще в более высокой степени нежности – прадед. Просто прекрасный, добрый человек. Таким был. Таким и остается.
Сегодня есть повод вспомнить Михаила Сергеевича. Это о нем искренне и от души несколько лет назад в одном из интернетовских изданий писал один из почитателей его многогранного таланта: «Еще один белый журавль пополнил усталый клин журавлей. Вечная память тебе, солдат. Склоняю голову. Спасибо за стихи».
Поэта помнят. Это главное. И что очень важно, в родном для него городе, прежде всего. Один лишь факт. Днепропетровская областная организация ветеранов учредила литературную премию имени Михаила Селезнёва. Ее вручение всегда происходит накануне Дня Великой Победы. Значит, Белый Журавль остается в строю. К тому же, на долгие-долгие годы.
…Так было: родился в России, а родным уголком называл город на Днепре.
В каком бы далеком крае
Я не был за сорок лет,
Добром тебя вспоминаю,
Главный проспект.
Это о Днепропетровске. И писано это не вчера – писано еще в 1976 году, когда Михаил Сергеевич отмечал свое сорокалетие. Значит, любовь к родному городу давняя. А как, собственно, по-другому? В 1941 году окончил именно днепропетровскую среднюю школу № 72. С ее двора, как вспоминал, «в августе 1941 года ушел вместе со своими однокашниками на фронт добровольцем». А дальше… Дальше были бои. Под Старой Руссой. Под Курском. Форсирование Десны, Днепра, Буга, Днестра, Прута и многих других больших и малых рек. О личных бедах он напишет скупо: «Был дважды ранен». И все. Так же скупо и о другом: «Награжден 7-ю орденами, медалью «За отвагу», другими 32 медалями, дипломами ВДНХ…»
Этот длинный перечень учитывает уже и мирные заслуги. Кстати, на его счету 32 изобретения, внедренных на многих огнеупорных заводах страны. Закончив Днепропетровский институт железнодорожного транспорта, он прошел все ступени становления инженера – мастер, начальник сборочного цеха, главный конструктор завода, занимал другие должности. Одновременно писал. Стихи и прозу, – что было на какой-то момент ближе сердцу. Смеялся: «Две работы – две заботы!» Много издавался. В Днепропетровске, Саратове, Киеве, Бухаресте, Москве. В целом, творческий довесок более, чем зримый: 18 стихотворных книг. Плюс огромнейшее количество прозы – романы, повести, публицистика. «В 2006 году вышел в свет трехтомник моих сочинений», – говорил с гордостью.
Но это все, так сказать, уже мирная жизнь. А вот война…
Она не покидала его ни на день. Достаточно полистать то ли его трехтомник, то ли отдельные книги – везде бои, оборона, наступление, раненные и, конечно же, слезы Победы. И это те поэтические строки, которым не верить нельзя.
Оглохшие от стужи и бомбежки,
Шагали мы и спали на ходу…
Или вот этим строкам:
Прошита огненным пунктиром,
Сосна горела, как свеча.
Но, кроме вражеских мундиров,
Я ничего другого в мире,
Казалось мне, не замечал.
Или вот этим:
Когда ж на пепел ржи несжатой
Сошла ночная тишина,
Мне темным диском автомата
Казалась светлая луна.
Поэты-фронтовики. Они по-другому писать не могли. «Светлая луна» для них вдруг кажется «темным диском автомата». Но это их фронтовая поэзия, их фронтовые образы. Где везде, даже в мимолетном сравнении, исключительно только война. Скажем, как у Михаила Дудина:
Бывает все на свете вдруг,
И вдруг быстрее пули –
Твои глаза, как сам испуг,
В мои глаза взглянули.
«И вдруг быстрее пули…» Так могли говорить только поэты-фронтовики. Кстати, Михаил Сергеевич с огромнейшим уважением относился к Михаилу Дудину. Как и к Юлии Друниной. Николаю Майорову, ко многим-многим другим. «Это же глыбы! – говорил восторженно. – Их надо читать медленно и не спеша».
Собственно, как и Селезнёва. Ведь он с ними уже навечно в одном строю. И если еще вчера в его поэзии что-то казалось не совсем главным, то ныне такого ощущения нет. Скажем, хотя бы в этом вот посвящении женщинам-фронтовичкам:
Свет женских глаз.
Он в жуткой той войне
Помог нам души уберечь от скверны –
И даже в ненавистной стороне
Мы до конца остались милосердны.
Это о том, что, ступив на чужую землю, воины-освободители оставались милосердны к тем, чьи сыновья самим жестоким образом топтали нашу землю.
Или вот эти строки:
Нет для людей моей страны,
Прошедших сквозь лихие беды,
Печальней памяти войны
И драгоценней Дня Победы.
Вот потому:
Павшим снится Победа,
Уцелевшим – война.
А еще поэту всегда слышался вечный зов тех, с кем приходилось форсировать большие и малые реки:
И восходят с дымком
Над волнами седыми
Голоса их в рассветный час:
«Мы не предали вас – живыми.
Не предайте же мертвых нас».
Вот такова она – Память. Такова Поэзия. А причина выживания стихов более, чем прозаическая: «Стихи живут без покровительств», – утверждал Селезнёв. И он знал, о чем говорил: у него покровителей не было.
Уважающих за истинно поэтические строки? Да! И очень много.
Завистников? Еще больше! Ведь чего греха таить, в литературе всегда были, есть (и будут!) шаблонно-бездарные особи, которых встретишь на любом литературном перекрестке, где царствовать привыкли они, они и только лишь они. А истинная поэзия какое-то время всегда остается где-то на обочине…
Длительное время, кстати, так было и с Селезнёвым. Но надо знать и другое: все эти шаблонно-бездарные – это временщики. А вот поэты – это поэты. Такие, как Селезнёв. Он был. Есть. И будет. Все просто.
Кстати, такое вот определение «А поэт остается, если это поэт» – придумалось, благодаря книге Михаила Сергеевича «А друзья остаются…»
«А друзья остаются, если это друзья!» – говорил. И «любовь остается, – утверждал, – если это любовь». Поэтому и поэт остается. Если это поэт.
…Откуда же селезнёвские поэтические истоки? Да все оттуда – из отцовского дома, из истинно народных родников. Он писал:
Неповторимы матери руки,
Первые слезы первой разлуки.
И это правда. В самую, как говорят, точку.
Или вот это селезнёвское воспоминание о самой первой своей тетради:
В ней буквами большими рядом
Всего два слова – Хлеб и Мать.
Как родники под чистым небом,
Они синели на листе.
Мы с детства знаем цену хлебу
И материнской доброте.
Потому и вкладывалось все это со временем в такие простые с виду и такие глубокие по существу поэтические строки, как, скажем, в стихотворении о радуге:
Она внезапной радостью нависнет
Над главною лавиною Днепра,
Держа на семицветном коромысле
Село и город, словно два ведра.
И это не о безызвестном воине-освободителе, а о себе лично писал поэт-фронтовик Михаил Селезнёв:
От огневой до огневой
Он шел вперед и верил свято,
Что вся Отчизна без него
Слабей на одного солдата.
Так, что все просто: Мать, Хлеб, Родина.
И к этому никаких комментариев не требуется.
…Вот такие короткие отрывки его большой поэзии.
Но он был еще и замечательным прозаиком. И порой ты стоишь перед дилеммой, как на распутье: так кто же он больше – мастер слова поэтического или мастер прозы? Ведь так сильны его окопные произведения! В частности, романы «Комбаты», «Отдар», повести «Однокашники», «Лунёвские зарисовки», другие. Они все – как второе крыло поэта. И еще не известно, что сильнее…
Кстати, он никогда не прочерчивал между поэзией и прозой какую-то межу. Просто первая была для него всегда первична. И именно через стихи он доносил свои раздумья и о себе, и о будущем. Ибо жил так, как жил. Жил «Ни от чего не отрекаясь – Ни от любви, ни от грехов». И это он, Михаил Селезнёв, так хотел, чтобы его стихи «Солнечным светом пахли И были, как хлеб, нужны!». А еще в послании к друзьям просил: «Вспоминая меня, Озвучите мой голос…». И утверждал: «Душа моя – с вами. И голос мой – с вами».
…Когда-то он написал такие вот строки:
Две березки, словно две подружки,
Провожают в дальний путь меня…
Он любил березы. И именно две березы, как рассказывала его дочь Ирина Михайловна Селезнёва, которая свято бережет святую память об отце, высажены там, где он нашел последнее свое земное пристанище.
Пусть растут. А те, кто помнит, пусть помят.
Ведь поэт остается, если это поэт.
Все просто, все так просто…
(Со старых рукописей: невыдуманные рассказы).
Александр ПИЛЁНОВ,
заслуженный журналист Украины.
