На протяжении многих лет в Днепре поет уникальный хор

Когда бы ни встретил главного хормейстера Днепропетровского академического театра оперы и балета, он всегда в хорошем расположении духа. «Настроение – как маленький ребенок, – говорит Валентин Николаевич. – Если он плачет, вы же не будете плакать вместе с ним. Наоборот – постараетесь успокоить, развеселить». В мае Валентин Пучков-Сорочинский отметил юбилей. По паспорту ему исполнилось 65 лет, но ощущает он себя на 35. Валентин Николаевич эксклюзивно рассказал «Вістям» о своих источниках бодрости, о музыкальных корнях, тонкостях профессии и мечтах.

ХОР ПОБЕДИЛ ПИАНИНО

– Валентин Николаевич, кто Вас увлек музыкой?

– Моя бабушка по маме Варвара Петровна Сорочинская была ученицей знаменитого композитора Николая Леонтовича, автора известной обработки народной колядки «Щедрик». Она прекрасно пела, но отец – священник – не пустил ее в музыкальную жизнь, поэтому она стала учительницей. Мой дед играл на скрипке, отец был директором музыкальной школы №3. То есть, у меня природное тяготение к музыке. Я закончил фортепианное отделение Днепропетровского музыкального училища.

– Почему не развивались дальше как пианист?

– У меня были прекрасные педагоги: в музыкальной школе – Бася Генриховна Пасова, в училище –  Нелли Павловна Харченко. Наверное, если бы я занимался как положено, все сложилось бы по-другому в жизни, но как-то не пошло. Поэтому Донецкий музыкально-педагогический институт я окончил как дирижер хора. У меня был голос, я хотел петь, но для вокального отделения не имел специального образования. А вот дирижер хора – это такая профессия, которая давала шанс заниматься в дальнейшем фортепиано, вокалом, дирижированием. После института получил направление хормейстером в Днепропетровский оперный театр.

– И с тех пор работаете здесь…

– Да, только в 1985-1987 годах уезжал на стажировку в Большой театр СССР в Москву. Минимум лет десять надо, чтобы понять профессию хормейстера оперного театра. Выдержишь данный срок – лишь тогда можно сказать, что ты способен выполнять эту работу. Но и потом нужен ежедневный дисциплинированный труд. Ты каждый день должен работать по-честному, с полной отдачей, стремиться стать лучше – и тогда лучше будет и твой коллектив.

ГОЛОВА БОЛЕТЬ НЕ МОЖЕТ!

– Наверное, первой, самой обсуждаемой постановкой Днепропетровского оперного в 2000-х годах стала «Кармина Бурана». В этом сценическом действе хор не только поет, но и двигается. Как Вы отнеслись к такой идее хореографа Игоря Николаева?

– Мы решили попробовать, что из этого получится. Но, конечно, были проблематичные моменты: например, хор нельзя разрывать, он не может одновременно ходить и петь. То есть, нельзя что-либо делать вопреки природе и законам техники. Спорили, но в итоге находили компромиссы. И «Кармина Бурана» стала для нас движением вперед. Уже просто стоять и петь – скучно и неинтересно. Я считаю, что у нас единственный такой хор в мире, который так поет и танцует, потому что сочетать пение и движение невероятно трудно.

– Уже 19 лет Вы – главный хормейстер театра. Славитесь строгим отношением к своим подопечным. В частности, проводите ежегодные переаттестации хористов, во время которых никому не даете спуску. Это их мотивирует?

– Конечно. «Я устал», «голова болит» – такого быть не может. Чтобы достичь цели, надо быть «клятым»: образно говоря, если надо, три ночи пешком идти, пере­нести тонну на плечах, то есть преодолеть все препятствия, которые присутствуют на каждом этапе.

– Что Вы считаете своим наибольшим профессиональным достижением, чем городитесь?

– Если плохо поет хор – вини себя, хормейстер. В последние годы я почувствовал, что переступил какую-то грань, вырос – стал по-настоящему понимать, как должен звучать хор. И заставил людей петь: они прекрасно стали работать. Кто-то даже подшутил: «Валик, твой хор стал звучать лучше. Хорошие кадры пришли?» Я ответил: если я сейчас возьму 28 наших солистов, выйдет из них хор? Не выйдет, потому что каждый будет проявлять свою индивидуальность. К нам приходят выпускники разных учебных заведений, представители разных хоровых школ. Каждая из них хороша по-своему, но хор должен звучать как единое целое. Чтобы излишне не обольщаться, иногда я езжу слушать постановки оперных театров в других городах. Слушаю и убеждаюсь: «Да, прекрасно поет мой хор!» Хоры в других театрах тоже хороши, но наш – краше всех, потому что он молодой, гибкий и перспективный. И в результате, именно наш хор прошлым летом получил приглашение участвовать в грандиозной постановке «Сон в Красном тереме» («Dream of the Red Chamber») в Китае. Это был международный проект с бюджетом 3 миллиона долларов – то есть можете себе представить, какое было качество и уровень ответственности.

– Есть ли у Вас любимые европейские сцены, где Вам особенно приятно было представить Ваш хор?

– Трудно назвать конкретные театры, города. Но в целом на Западе нас принимают очень хорошо. Итальянская публика, например, когда мы исполняли знаменитый отрывок «Va, pensiero» из оперы «Набукко» Верди, 2-3 раза просила «бис». Петь на бис во время спектакля, вообще-то, запрещено, считается безвкусицей, но публика просила, и мы пели.

РЕЦЕПТ ­БОДРОСТИ

– Есть ли что-то, что Вы делаете каждый день обязательно?

– Я всегда хожу на работу пешком и выхаживаю около 10 км в день. Ежедневно играю на рояле разные пьесы. При этом не пытаюсь ни с кем соревноваться как пианист, мне нравится нажимать какие-то клавиши, которые дают мне тембр, включают определенную часть моей души, и я получаю от этого удовольствие. Такая своеобразная подзарядка. Я часто хожу в читальный зал библиотеки на Савченко, могу два-три и даже пять часов просидеть за книгой, делать выписки того, что мне понравилось. Если встречаю новое слово, понятие – выписываю, смот­рю, что они означают. А в тех текстах опять новые слова – и снова получаю новые знания. И испытываю от этого радость. В школе я хорошо играл в футбол и до сих пор в хорошей активной форме. В какой-то библио­теке увидел тест, где были такие пункты: если вы ладошками достаете до пола, вам 20 лет; если – до колен – вам около 30-40; нужно было поймать падающий лист бумаги, простоять полторы минуты на одной ноге, закрыв глаза. Я все это делаю. Так что мне 35 лет.

– О чем мечтаете?

– О классных гастролях, о том, чтобы хор спел с каким-то потрясающим оркестром. Давно мечтаю стать за дирижерский пульт. Я могу продирижировать все, что идет в нашем театре. Мне нет смысла просто выйти и помахать ручкой, чтобы считалось, что я продирижировал. Я хочу сделать эту музыку так, как я считаю ее нужным сделать. Такой возможности пока нет. Это, конечно, невероятно сложный процесс. А из ближайших планов – концерт-бенефис к моему юбилею, который состоится 21 июня, и закрытие сезона – новый «Евгений Онегин». Все это надо сделать очень хорошо, поэтому работы сейчас много.

НАТАЛИЯ РЕКУНЕНКО,

фото из архива  Валентина Пучкова-Сорочинского