Нечаянный наезд: невероятная жизненная история

Только после похорон своей Сашеньки Таисия поняла, что такое конец света. Все, кроме нее, не осознали, что он наступил. Они смеялись, надеялись, строили планы, как и прежде. А Таисия, находясь в эпицентре этого конца, смотрела на всех с удивлением. Как они могут – смеяться, надеяться?..

«Бог простит…»

Она воспитывала Сашеньку одна, называясь несколько странным, на ее взгляд, термином «мать-одиночка». Таисия стеснялась своего статуса, считая его чуть ли не клеймом. Однако это «звание» предполагало кое-какую помощь от государства, которая была кстати. Женщина работала обычной учительницей в обычной школе.

Однажды, когда Сашенька возвращалась из этой школы, где уже училась в 4-м классе, ее сбила машина. Водитель, совершивший наезд, сам вызвал «скорую» и последовал за «неотложкой» в больницу. Узнав, что девочка скончалась на операционном столе, он зарыдал. Таисии рассказали об этом позже.

В зале суда, глядя на него своими опустошенными глазами, она пыталась всколыхнуть в душе ненависть – и не могла. Убийца ее дочери не был ни маньяком, ни злодеем, ни даже злым человеком. Он загубил детскую жизнь нечаянно, не желая этого. И потому Таисия вовсе не жаждала его крови. Но простить? Когда он, получивший право на последнее слово, попросил прощения, она ответила: «Бог простит…»

Одиночка, но уже не мать

Все вокруг по-прежнему смеялись и надеялись. Мир существовал, как это ни странно, и Таисия так же недоуменно взирала на эту нелепицу. И еще она с удивлением поняла, что все еще жива – одиночка, но уже не мать.

Однажды, возвращаясь из школы чудным весенним днем, Таисия захотела удлинить дорогу и свернула в сквер, который обычно обходила стороной. Среди мамочек, выгуливающих своих малышей, она увидела молодую женщину, лицо которой показалось ей знакомым. В ту же секунду Таисия поняла, где ее видела. Эта женщина приходила к ней домой во время суда и просила снисхождения для ее мужа – водителя, убившего Сашеньку. Таисия тогда ответила, что не может влиять на суд. «Но я вас прошу от имени нашего ребенка…» – заплакала женщина. Теперь этот ребенок – мальчуган лет пяти – весело перекапывал совочком песочницу. А ее, ребенок Таисии, – что делал он сейчас?

Вместе будем ждать

Она невольно остановилась, не находя в себе силы отвести глаза от малыша. Заметившая это женщина тоже замерла, а потом робко двинулась к Таисии.

– Это вы?

– Да, я, как это ни странно. Все еще жива… – и Таисия заплакала. Вместе с ней заплакала и женщина. Так они стояли – вместе плача, но поодаль друг от друга. Потом Таисия, не говоря ни слова, зашагала домой.

На следующий день какая-то сила потянула ее в сквер. Мама с ребенком оказались там же. Увидев Таисию, женщина робко двинулась к ней.

– Простите, простите нас, – сказала она.

– Да ладно, не надо об этом. Как зовут тебя, ведь мы же почти ровесницы? А как зовут сына? – неожиданно для себя Таисия забросала жену убийцы вопросами.

Ее звали Катей, а мальчика – Родькой. Катя рассказала, что сейчас в детском садике – карантин, и поэтому она была вынуждена взять на работе отпуск за свой счет, чтобы быть с ребенком. А вечером моет полы в офисе одной фирмы, и Родион сопровождает маму туда, потому что оставить его не с кем.

На следующий день Таисия, торопливо выйдя из школы, с недоумением поймала себя на мысли, что боится не встретить Катю и Родьку в сквере и, значит, потерять их навсегда. Но они оказались там.

– Знаешь что, – подойдя к Кате, сказала Таисия, – ты можешь оставлять Родьку у меня, когда будешь мыть полы…

Катя пристально взглянула на нее:

– Это было бы здорово…

Таисия назвала адрес, и вечером Катя привела к ней ребенка, неловко извиняясь за беспокойство. Родька оказался забавным, но непослушным ребенком. Он вмиг отыскал Сашенькины игрушки, бережно хранимые Таисией в шкафу.

– Можно взять? – спросил у нее. Она молча взглянула на мальчика. Детям своих подруг, изредка заглядывавшим в гости, она не позволяла трогать Сашенькины вещи.

– Можно.

– А чьи это игрушки?

– Моей дочери…

– А как ее зовут?

– Сашенька.

– А где она?

– На небе…

Родька больше не задавал вопросов, словно этот странный ответ был ему понятен. Когда Катя приехала за сыном, Таисия попросила, чтобы и завтра она привезла к ней Родьку.

Через неделю Таисия поняла, что привязывается к Кате и Родьке, как привязывается к вновь обретенным хозяевам бездомная, натерпевшаяся горя собачонка. Не видя их в выходные, она тосковала. Разум подсказывал, что это противоестественно, что она должна ненавидеть сына и жену убийцы своей дочери. Она же начинала их любить. Может быть, потому, что Катя и Родион были так же одиноки, как она?

Через месяц Таисия предложила Кате переехать к ней, но та отказалась. «Так будет лучше, – сказала Катя. – А мы каждые выходные будем приходить к вам в гости…» И, действительно, стали приходить. Таисия потчевала их вкусными блюдами, Родька играл Сашенькиными и уже специально купленными Таисией для него игрушками, а женщины наблюдали за ним. Однажды Родька похвастался с порога:

– Папа еще одно письмо прислал!

– Не надо об этом, сыночек! – одернула ребенка Катя.

– Почему же не надо? Пусть расскажет.

Сергей писал, что очень любит жену и сына, что считает не то что дни, а минуты до своего возвращения домой, что хочет освободиться раньше срока и, наверняка, это у него получится.

– Я не могу больше, Тая… Я больше не могу ждать!.. Я устала… – зарыдала Катя. Таисия обняла ее:

– Вместе будем ждать, Катенька. Выдержим, не бойся…

И погладила по голове – почти детской…

Ольга Сергиенко